Тиффани узнала о море благодаря оберткам «Веселого моряка». Она слышала, что оно было большим и рокочущим. В море стояла башня, которая называлась маяком, ночью она ярко светила, чтобы не дать кораблям разбиться о скалы. На картинах луч маяка был блестящим и белым. Она знала об этом так хорошо, потому что видела все это во сне, и просыпалась с ревом моря в ушах.
Девочка слышала, как один из ее дядей сказал, что если смотреть на этикетку табака вверх тормашками, часть шляпы, ухо моряка и кусок его воротника составят картинку женщины без одежды, но у Тиффани никогда не получалось разглядеть ее.
Она аккуратно подняла обертку и понюхала ее. Она пахла Бабулей. Девочка почувствовала, что ее глаза начали наполняться слезами. Она прежде не плакала о Бабуле, никогда. Она плакала из-за мертвых ягнят и из-за порезанного пальца или когда не могла найти дорогу, но никогда о Бабуле. Это казалось неправильным.
«И теперь я не заплачу, — подумала она, аккуратно пряча бумажку в карман передника. — Не по Бабуле, которая умерла…»
Это был ее запах. Бабуля Болит пахла овцами, скипидаром и табаком «Веселый моряк». Три запаха смешались вместе и стали одним запахом, который был для Тиффани запахом Мела. Он следовал за Бабулей Болит, как облако, он подразумевал теплоту и тишину и место, вокруг которого вращался целый мир…
Наверху промелькнула тень. Ястреб упал с неба к Нак Мак Фиглам.
Тиффани подскочила и замахала руками:
— Бегите! Спасайтесь! Он убьет вас!
Пиксти повернулись и мгновение смотрели на нее так, как будто она сошла с ума.
— Не бойсь, хозяйка, — сказал Всяко-Граб.
Птица достигла нижней точки своего падения и, когда она начала подъем, от нее что-то отделилось. Падая, оно, казалось, отрастило два крыла и начало вращаться, как семечко клена, что слегка замедлило падение.
Это был пиксти, который все еще безумно вращался, когда врезался в торф в нескольких футах от них. Он встал, громко выругался и рухнул снова. Ругань продолжилась.
— Хороший шлеп, Хэмиш, — сказал Всяко-Граб. — Вращение тормозишь твой упад. Щас ты ввинтился, как никогда.
Хэмиш поднялся помедленнее и на сей раз сумел остаться вертикальным. У него на носу была пара толстых защитных очков.
— Думашь, я мошь и поболе того, — сказал он, пытаясь отвязать от рук несколько тонких кусков коры. — Как чудно с крыльями.
— Как ты выжил после такого? — спросила Тиффани.
Очень маленький пилот попытался смерить ее взглядом снизу до верху, но смог смерить только снизу и так далее.
— Что это за мелкая большуха, что знашь так много об авиации? — спросил он.
Всяко-Граб кашлянул.
— Она карга, Хэмиш. Отродье Бабули Болит.
На лице Хэмиша отразился ужас:
— Я берешь свои слова взад, хозяйка, — сказал он, попятившись. — Конечно, карга все знашь. Но это не так плохо, как глядишь, хозяйка. Я всегда шлеп на главу.
— Айе, мы на башку крепки, — сказал Всяко-Граб.
— Ты видел женщину с маленьким мальчиком? — требовательно спросила Тиффани: ей не очень-то понравилось «отродье».
Хэмиш кинул на Всяко-Граба панический взгляд, и тот кивнул.
— Да, я видашь, — сказал Хэмиш. — На черной лошади. Ехашь от Лоуленда и к чертям…
— Мы не говоришь плохих слов пред каргой! — прогремел Всяко-Граб.
— Прошу прощения, хозяйка. Она ускакашь, — сказал Хэмиш, выглядя более робким, чем овца. — Но она узнашь, что я шпионил за ней и напустишь туману. Она пошла на другую сторону, но я думашь, я знаю, куда.
— Это опасное место, другая сторона, — сказал Всяко-Граб. — Злые вещи там. Холодное место. Не место для мальца.
На холмах было жарко, но Тиффани почувствовала холод. «Как это плохо, — подумала она, — что мне надо туда идти. Я знаю: у меня нет выбора».
— Другая сторона? — спросила она.
— Да. Волшебный мир, — сказал Всяко-Граб. — Там… там плохие вещи.
— Чудища? — спросила Тиффани.
— Такие плохие, как ты мошь придумать, — сказал Всяко-Граб. — Точно такие плохие, как ты мошь придумать.
Тиффани с трудом сглотнула и закрыла глаза.
— Хуже чем Дженни? Хуже чем Всадник без головы? — спросила она.
— О, да. То были мелкие коты по сравнению с брюквами там. Это больная страна, что приходишь по зову, хозяйка. Это земля, где сны сбываются. Это мир Кроли.
— Хорошо. Это тоже не звучит, — начала Тиффани.
Потом она вспомнила некоторые из своих снов — некоторые из тех, когда вы были очень рады проснуться…
— Мы не говорим о хороших снах, не так ли? — спросила она.
Всяко-Граб покачал головой:
— Нет, хозяйка. Другие.
«И я со своей сковородкой и «Болезнями овцы», — подумала Тиффани. Она представила Вентворта среди ужасных монстров. У них, наверное, вообще не было конфет. Она вздохнула.
— Хорошо, — сказала она. — Как мне туда добраться?
— Ты не знашь путь? — сказал Всяко-Граб.
Такого она не ожидала. То, что она ожидала, больше походило на: «Ах, ты не мошь сделать это, дорогая, ты же еще маленькая девочка!». Она скорее не ожидала этого, а надеялась. Но вместо этого они действовали так, как будто это была разумная идея…
— Нет! — сказала она. — Я не знашь ничего вообще! Я этого раньше не делала! Пожалуйста, помогите мне!
— Это правда, Граб, — зашумели Фиглы. — Она плохо знашь каргованье.
Геть ее к кельде.
— Но даже Бабуля Болит никогда не ходишь в пещеру к кельде! — оборвал их Всяко-Граб. — Это не…
— Тихо! — прошипела Тиффани. — Разве вы не слышите?
Фиглы заозирались.
— Слышишь, что? — спросил Хэмиш.