Вольный народец - Страница 37

Когда ее глаза привыкли к темноте еще раз, она увидела, что галереи опять переполнены пиксти. Некоторые из них мылись, некоторые по непонятным причинам пригладили с жиром свои оранжевые волосы. Все кинулись от нее, как будто были пойманы на месте преступления, если не хуже.

— Нам надо идти, если мы должны следовать за Королевой, — сказала она, посмотрев на Всяко-Граба, умывающего лицо в раковине, сделанной из половины грецкого ореха. Вода стекала с его бороды, которую он заплел в косички. Еще три косички были теперь и в его длинных волосах. Если бы он резко обернулся, то мог бы захлестать кого-нибудь до смерти.

— А, да, — сказал он. — У нас есть к тебе малюсенький вопрос, кельда. — Он повертел в руках крошечную махровую салфетку. Когда Всяко-Граб волновался, он что-нибудь вертел.

— Да? — спросила Тиффани.

— Э… ты не хотешь бы чашку чая? — сказал Всяко-Граб, и пиксти выдвинулись вперед с большой золотой чашей, которая, должно быть, когда-то принадлежала королю.

Тиффани взяла ее. В конце концов, она хотела пить. Толпа вздохнула, когда она отпила чай. Он был неплох.

— Мы стырили сумку этого добра у разносчика, когда он спал под горой, — сказал Всяко-Граб. — Хорошая штука, а? — он пригладил волосы мокрыми руками.

Чашка Тиффани остановилась на полпути к губам. Возможно, пиксти не понимали, как громко шепчут, потому что ее ухо было на уровне с говорящими.

— Ах, она такая огромадная, как к такой подступиться?

— Айе, но кельда и должна быть большой, ты знашь, чтоб иметь много мелких мальцов.

— Хорош базарить, большая баба — хорошо, но если парень решит попробовать такие крепкие объятия как эти, ему прийдется отмечать мелом место, где он закончил вчера.

— Она еще слишком молода.

— Ей не надо иметь дитев прям щас. Или не слишком много, скажишь. Не больше десятка, скажишь.

— Кривенс, парни! Что вы несете? По любому она выберет Всяко-Граба. Вот увишь, Набольший всех здесь запинает!

Тиффани жила на ферме. Если вы живете на ферме, любые суеверия о том, что младенцев приносит аист, или их находят в капусте, имеют тенденцию исчезать в самом начале, особенно если ночью у коровы начинаются тяжелые роды. Еще она помогала при окоте, когда в трудных случаях маленькие руки бывают очень полезными. Она знала все о сумках с красной охрой, которые подвязывали на грудь баранам, и почему овцы с красными пятнами на спине весной родят ягнят. Удивительно, что может узнать тихий наблюдательный ребенок. Сюда входят и вещи, для которых, как считается, она была не достаточно взрослая.

Ее глаза нашли Фион на другой стороне зала. Та беспокойно улыбалась.

— Что происходит, Всяко-Граб? — сказала она, тщательно подбирая слова.

— А, ну… это — правило клана, знашь, — ответил Фигл неловко. — Ты теперь новая кельда, и… и мы обязаны спросить тебя, ты вишь… Не важно, что мы чувствуем, мы должны попросить, чтоб ты бур-бур-бур… — пробормотал он и быстро отступил.

— Я что-то не поняла, о чем ты, — сказала Тиффани.

— Мы хорошо почистились, ты вишь, — сказал Всяко-Граб. — Некоторые парни искупались в пруду, хотя еще только май, а Большой Ян помылся вообще в первый раз, а Псих-Вулли нарвал тебе милый букетик.

Псих-Вулли выступил вперед, раздуваясь от возбуждения и гордости, и подкинул упомянутый букет в воздух. Это, вероятно, были хорошие цветы, но у него не было большого опыта в подборе и составлении букетов. Стебли, листья и помятые лепестки торчали из его кулака во все стороны.

— Очень приятно, — сказала Тиффани, сделав еще один глоток чая.

— Мило, мило, — сказал Всяко-Граб. — Так мошь ты могла бы сказашь нам бур-бур-бур…

— Они хотят знать, за кого из них ты выйдешь замуж, — громко сказала Фион. — Это правило. Ты должна выбрать или уйти как кельда. Ты должна выбрать своего жениха и назвать день.

— Да, — сказал Всяко-Граб, не поднимая глаз на Тиффани.

Тиффани не уронила чашку, но только потому, что не смогла пошевелить ни одним мускулом. Она думала: «Ааааргх! Это происходит не со мной! Я не могу! Он не может! Мы не можем! Они же даже не… Это смешно! Бежать!»

Но она помнила о сотнях возбужденных лиц в тени. То, что ты сделаешь, очень важно, сказало ее Ясномыслие. Они все наблюдают за тобой. И Фион хочет увидеть, как ты поступишь. Вообще-то ты не должна ненавидеть девчонку на четыре фута короче себя, но ты это делаешь.

— Хорошо, это весьма неожиданно, — сказала она, заставив себя улыбнуться. — Это, конечно, большая честь.

— Да, да, — сказал Всяко-Граб, смотря в пол.

— И вас так много, что очень трудно выбрать, — продолжала Тиффани, все еще улыбаясь. Ее Ясномыслие подсказало: ему это тоже не нравится!

— Да, это так, — сказал Всяко-Граб.

— Я хотела бы подышать свежим воздухом, в то время, пока буду размышлять об этом, — сказала Тиффани и не позволяла улыбке исчезнуть до тех пор, пока не оказалась опять наверху.

Она присела и всмотрелась в бледно-желтые листья.

— Жаба! — закричала она.

Жаб выполз, что-то жуя:

— Гм? — сказал он.

— Они хотят жениться на мне!

— Мм фммм-фмм мм?

— Что ты там жуешь?

Жаб сглотнул:

— Очень тощего слизняка.

— Я сказала, что они хотят жениться на мне!

— И?

— И? Ладно, только… Только подумай!

— О, право, неслабое намерение, — сказал жаб. — Это конечно ничего, но когда ты будешь ростом в пять футов и семь дюймов, он все еще будет шести дюймов высотой…

— Не смейся надо мной. Я кельда!

— Хорошо, конечно, суть не в этом, — сказал жаб. — Насколько они заинтересованы, есть правила. Новая кельда выходит замуж за воина, которого выбирает, поселяется с ним и рожает множество Фиглов. Это было бы ужасное оскорбление — отказаться…