Она поднырнула под круглый, намного крупнее, чем она, лист и снова вытащила жаба.
— Что? Здесь так холодно, — сказал жаб, сжимаясь на ее ладони.
— Холодно? Жарко, как в печке!
— Здесь только снег, — сказал жаб. — Спрячь меня, я замерзаю!
«Минутку», — подумала Тиффани.
— Жабы видят сны? — спросила она.
— Нет!
— О… значит, здесь не по правде жарко?
— Нет! Тебе только так кажется!
— Пст, — раздался голос.
Тиффани спрятала жаба и задалась вопросом, надо ли оборачиваться.
— Это я! — сказал голос.
Тиффани развернулась к кусту маргариток высотой в два человеческих роста. Это хоть небольшое прикрытие…
— Ты с ума сошла? — спросили маргаритки.
— Я ищу своего брата, — резко сказала Тиффани.
— Ужасного ребенка, который все время ноет из-за конфеток?
Длинные стебли разошлись — выскочил Роланд и присоединился к ней под листом.
— Да, — она отодвинулась подальше и почувствовала, что только сестра имеет право называть брата, даже такого, как Вентворт, «ужасным».
— И грозит уделаться, если остается один? — спросил Роланд.
— Да! Где он?
— Это твой брат? Липкий такой?
— Я сказала тебе!
— И ты серьезно хочешь его вернуть?
— Да!
— Почему?
«Он мой брат, — подумала Тиффани. — Далось ему это «почему».
— Потому что он мой брат! Теперь скажи мне, где он.
— Ты действительно уверена, что сможешь выйти отсюда?
— Конечно, — солгала Тиффани.
— И ты сможешь взять меня с собой?
— Да, — если не с уверенностью, то с надеждой ответила Тиффани.
— Хорошо. Я позволю тебе сделать это, — расслабившись, сказал Роланд.
— О, ты позволишь мне, не так ли? — сказала Тиффани.
— Слушай, я не знал, кто ты такая, хорошо? — сказал Роланд. — В лесу всегда есть странные вещи. Потерянные люди, обрывки снов все еще лежат вокруг… Ты должна быть осторожной. Но если ты действительно знаешь путь, тогда я должен вернуться прежде, чем мой отец начнет волноваться.
Тиффани почувствовала, как началось Ясномыслие. Оно сказало: не меняй выражение лица. Только… проверь…
— Как долго ты здесь находишься, — аккуратно спросила она. — Уточни?
— Хорошо, освещение не сильно изменилось, — сказал мальчик. — Кажется, я здесь… несколько часов. Может, день…
Тиффани попыталась приказать своему лицу не менять выражение, но это не сработало. Глаза Роланда сузились.
— Я прав, не так ли? — спросил он.
— Э… почему ты спрашиваешь? — отчаянно спросила Тиффани.
— Потому что в дороге это… чувствуется немного… дольше. Я захотел есть два или три раза и был в… ты знаешь… дважды, таким образом, я не могу быть здесь слишком долго. Но я делал разные вещи… это был занятный день… — его голос затих.
— Гм, ты прав, — сказала Тиффани. — Время здесь идет медленно. Это было… немного дольше…
— Сто лет? Не говори мне, что сто лет! Случилось что-то волшебное, и я пробыл здесь сто лет, да?
— Что? Нет! Гм… почти год.
Реакция мальчика была странной. На сей раз, он выглядел действительно напуганным.
— О, нет! Это хуже чем сто лет!
— Почему? — изумленно спросила Тиффани.
— Если бы это было сто лет, меня не наказали бы, когда я вернусь домой!
«Хм», — подумала Тиффани.
— Я не думаю, что это случится, — сказала она громко. — Твой отец был очень расстроен. Кроме того, это не твоя ошибка, тебя украла Королева… — она колебалась, потому что сейчас его выражение лица рассказывало об этом. — Было так?
— Хорошо, это была прекрасная леди на лошади с бубенцами на сбруе, и она проскакала мимо меня, когда я охотился, она засмеялась, а я подхлестнул свою лошадь и погнался за ней и… — он затих.
— Это, вероятно, не было хорошим решением, — сказала Тиффани.
— Здесь не… плохо, — сказал Роланд. — Это только держит… изменяется. Двери… повсюду. Я имею в виду, проходы в другие… места, — его голос опять затих.
— Ты должен начать с начала, — сказала Тиффани.
— Сначала это было прекрасно, — сказал Роланд. — Я думал, что это было, знаешь, приключение. Она накормила меня трюфелями…
— Ну и как они? — спросила Тиффани. В ее словаре не было такого слова. — Это что-то вроде требухи?
— Я не знаю. Что такое требуха?
— Селезенка или вымя, — сказала Тиффани. — Я думаю, это не очень хорошее название.
Лицо Роланда покраснело от усиленных размышлений.
— Это больше похоже на нугу.
— Хорошо. Продолжай, — сказала Тиффани.
— А потом она сказала, чтобы я пел, танцевал, прыгал и играл, — сказал Роланд. — Она сказала, что это то, что всегда делают дети.
— А ты?
— Что я? Я что, идиот? Мне уже двенадцать, знаешь ли, — Роланд поколебался. — На самом деле, если то, что ты говоришь, — правда, мне уже тринадцать.
— Почему она хотела, чтобы ты прыгал и играл? — спросила Тиффани, вместо того, чтобы ответить: «Нет, тебе все еще двенадцать, а ведешь ты себя так, как будто тебе восемь».
— Она только сказала, что это обычно делают дети, — ответил Роланд.
Тиффани задумалась над этим. Насколько она могла судить, дети в основном кричали, быстро носились вокруг, громко смеялись, шмыгали носами, пачкались и плакали. Любое пение, танец или прыжки были, скорее всего, результатом укуса осы.
— Странно, — сказала она.
— А потом, когда я отказался, она дала мне еще больше конфет.
— Больше нуги?
— Засахаренные сливы, — объяснил Роланд. — Они как настоящие сливы. Знаешь? Покрытые сахаром? Она всегда пытается накормить меня сахаром! Она думает, что мне это нравится!